Я никогда не была отважной журналисткой, которая во имя поиска правды рискует жизнью и прочее-прочее. Стыдно в этом признаваться, наверное, но что поделаешь? Есть настоящие герои, и это надо признать. Меня всегда восхищала Анна Политковская, и я оплакивала ее вместе со всеми почитателями ее таланта. Я любуюсь Юлией Латыниной, и бесконечно за нее волнуюсь. Во время мастер-классов Елены Масюк, где она рассказывает о своих опасных расследованиях, я сижу рядом и думаю: вот она журналист, а я, наверное, нет. Так что героического повествования о том, как я снимала кино несмотря ни на что, или, как Бэлла Куркова, выдавала в эфир одну программу вместо другой, в этом рассказе не будет.
Я всегда любила быть в гармонии с тем временем, в котором жила. Старалась верить Марксу и Энгельсу, имела «пятерки» по всем идеологическим наукам, стремилась попасть в члены КПСС. И сегодня отношусь к этому вполне философски, потому что это моя жизнь, это мой характер. И жалеть о чем-то сегодня нелепо и бессмысленно. Однако, даже в этой относительно спокойной жизни случались такие истории, когда приходилось «пободаться» за свою тему или за свой сюжет. Таких случаев у меня было несколько.
Первый сюжет, который вспоминается, был о нижегородской музыкальной школе. У нас с оператором было всего две минуты кинопленки. Когда мы приехали, я сначала обошла всю школу, поговорила с педагогами и поняла, что радостных поводов для сюжета мало. А вот грустных – сколько угодно. Больше всего меня потрясла организация учебного класса… в туалете. Учебных комнат не хватало и администрации школы пришлось перепрофилировать туалет, где ученики сидели прямо на унитазе, сверху которого было постелено какое-то одеяло. Именно на эту туалетную комнату ушли, как вы понимаете, две минуты нашей кинопленки.
Я была в большом энтузиазме, и даже пообещала руководителям школы, что после выхода сюжета в эфир они обязательно получат новое здание, которое им давно обещали.
Однако мой сюжет в эфир не вышел. Он был запрещен. Более того, мне была прочитана лекция о том, что в условиях холодной войны наше государство вынуждено достойно содержать армию и выделять дополнительные средства на производство оружия.
Мне объяснили, что денег на культуру не хватает не потому, что кто-то чего-то не понимает, а потому что никаких детей не будет и страны не будет, если не строить новые военные заводы и не создавать новые атомные бомбы.
Наверное, это был 79 – 80 год. Стана готовилась к Олимпиаде и критические сюжеты не приветствовались. Помню, как я пошла к директору музыкальной школы объяснять ситуацию, но он только отвел глаза в сторону и сказал что-то вроде: «я же вам говорил». Я ощущала физическое чувство бессилия и немоты. И от этого было реально больно.
За свой второй запрещенный сюжет я дралась как тигр. И даже потребовала встречи с нашим куратором. К этому времени у меня уже было трое детей, и я вплотную занималась темой многодетных семей и их положением в нашем обществе. Мне пришлось повидать разные семьи, в том числе и такие, где изначально рождались больные и несчастные дети. Благополучных и счастливых семей, где папа и мама не пьют, работают, занимаются воспитанием и развитием сыновей и дочерей, было очень мало. Но именно такой была семья Лесниковых. Они были на слуху, их награждали, о них писали в газетах. И именно этой благополучной семье власти выделили пятикомнатную квартиру в новом микрорайоне.
Туда мы и поехали с кинооператором. Тем более, что у Ларисы Лесниковой родился одиннадцатый ребенок, и появился повод снять новый сюжет и поздравить семейство. Время было голодное, «талонное». Перед визитом я купила три килограмма пряников и несколько коробок кукурузных палочек (то, что тогда было доступно).
Как передать словами тот шурум-бурум, которых образовался уже в прихожей вокруг моих подарков! Они просто растворились на глазах за считанные минуты. При этом старшие дети успевали следить за тем, чтобы всем досталось поровну.
Я стояла в прихожей, как прикованная. И не потому, что не угадала с количеством еды, а потому что в доме пахло реальной нищетой. Первыми меня встретили 6 детей дошкольного возраста. Все они были погодками, и у всех были кривые от рахита ноги. Везде пахло мочой и сыростью.
Квартира располагалась на первом этаже, и через огромные щели в дверях и окнах сильно дуло, все стены были измазаны пластилином, красками. Среди всего этого ходила веселая и добрая Лариса в засаленном халате. На мои вопросы она с неизменной улыбкой отвечала:
– Ноги? Так это рахит. Это пройдет. У наших старших, знаете, какие фигуры роскошные? Все спортсмены. Просто маленьким солнца не хватает, витаминов и мяса. Мы писали в райисполком, но что-то нет ответа. Нам дают на детей продуктовый набор, но там, кроме супового набора из костей и двух килограммов колбасы на месяц нет ничего. А это нам на один день…
Мы засняли на камеру квартиру, детей, и я уехала с тяжелым чувством, что надо с этим что-то делать. Я понимала, что мне опять будут говорить про «холодную войну», но я видела жертв этой «войны» в виде детишек, которым плохо. Хотя родились они в хорошей семье, у хороших, заботливых родителей. Папа работал с утра до ночи. Я его ни разу не видела. Интересная деталь. Он был кандидатом наук, и световой день работал в институте, а по ночам разгружал вагоны или сортировал картошку на овощехранилищах.
Мама Лариса – это как раз редкий случай профессиональной мамы, которая имеет невероятный запас любви и терпения. Она была совсем молодой в то время, но у нее не было зубов, так как непрерывные роды при отсутствии нормальной еды истощили женский организм.
В общем, невеселый получился у меня сюжет. Я уже заранее знала, что вряд ли он выйдет в эфир без редакторской обработки. И точно. «Под нож» попала вся конкретика бытовой жизни семьи Лесниковых. Но больше всего моего цензора возмутило указание содержимого продовольственного пайка. Мне сказали: им дают колбасу и мясо. Другим этого не дают. Они сами-то думали, когда рожали? А если все начнут рожать?
Я пошла к директору ТВ Рогнеде Шабаровой. Она только развела руками и сказала, что есть такие моменты в жизни, о которых не надо говорить вслух, потому что телевизор смотрят тысячи людей. И что надо всегда об этом помнить.
В общем, я еще раз поняла, что мы занимаемся не журналистикой, а пропагандой и мне от этого стало невесело.
Но я все же придумала, как спасти собственную душу. Расшифрованный текст сюжета я сама отнесла председателю райисполкома того района, в котором жили Лесниковы. И приложила короткую записку, в которой написала, что сюжет показан в эфире сильно в усеченном виде, но вы должны знать правду, чтобы оказать помощь семье.
Вы представляете?! У меня получилось! Уже через месяц мне позвонила Лариса Лесникова. Она смеялась и плакала в трубку, потому что их навестила комиссия, и было принято решение снабжать ее семью «особым образом». Теперь им каждую неделю привозили мясо, молоко, сметану, творог, рыбу. И мне уже было приятно позднее узнать, что Лариса родила двенадцатого ребенка, потом тринадцатого…
Они остановились, кажется, на четырнадцатом ребенке. И, кстати, все выросли замечательными людьми. И до сих пор в нашем городе Лариса Лесникова – самая знаменитая мать-героиня (а теперь уже и бабушка-героиня). Дай Бог ей здоровья! И выглядит она прекрасно, и улыбку во весь рот она больше не прикрывает ладошкой.
Но самый знаменитый из моих запрещенных сюжетов – это документальный фильм «Как пройти в райком?».Это был1984 год. Уже умер Брежнев, затем скоропостижно возник и исчез Андропов. И главным человеком в стране стал старый и неказистый Черненко, который страдал астмой, говорил и двигался с трудом. Люди перестали бояться власти и в открытую обсуждали нелепость этой кадровой чехарды стариков-коммунистов.
Каждый год молодежная редакция Центрального телевидения проводила Всесоюзный фестиваль молодежных программ. В тот год фестиваль должен был пройти в Кишиневе. Так как я уже была неоднократным лауреатом, хотелось удивить всех новой острой программой. И я придумала тему. А скорее – картинку. Я придумала тему: «как пройти в райком?» Идея была в том, чтобы на центральной площади города задавать юношам и девушкам комсомольского возраста только два вопроса. Первый вопрос звучал так: «на учете в каком райкоме комсомола вы стоите?» А второй: «Знаете ли вы, как пройти в этот райком?»
Фишка сюжета была в том, что мы с оператором стояли так, что за спинами наших героев была явно видна табличка: «Нижегородский райком ВЛКСМ».
Мы опросили человек двадцать. Все они, как и ожидалось, состояли на учете в том самом Нижегородском райкоме комсомола. А вот второй вопрос всех ставил в тупик. Они махали руками в разные стороны, пожимали плечами, и ни один не повернул голову назад и не сказал: «Да вот же он!»
Далее мы отправились в гости к секретарю райкома ВЛКСМ и тоже задали два вопроса. Первый вопрос: «как часто здесь бывают рядовые комсомольцы?» И второй: «Вспомните хоть один пример, когда к вам пришли люди с улицы и что-то предложили или сделали». На первый вопрос уверенный и модный секретарь райкома отвечал долго и напористо: «рост рядов наблюдается…», «комсомол вершит славные дела…», «рядовые комсомольцы приходят толпами в свой штаб и ведут активную деятельность…». Но второй вопрос поставил моего собеседника в затруднительное положение. Пленка в кинокамере крутилась с шумом. И это был единственный звук в комнате.
Секретарь молчал ровно полторы минуты. Представляете, какая пауза? Он теребил подбородок, открывал и закрывал рот, смотрел в потолок, а я спокойно выжидала. И была права! Бедный, он так никого и не вспомнил и не смог привести ни одного конкретного примера. Зато уже на следующее утро руководству телевидения позвонил первый секретарь обкома комсомола и потребовал изъять рабочий материал.
Но Рогнеда Александровна Шабарова возмутилась, решив отстаивать мою правду (сама она, как истинный коммунист, была возмущена процветавшей в то время формалистикой и казенщиной в комсомоле). В результате я смонтировала фильм «Как пройти в райком?», и он стал главным событием и сенсацией Кишиневского фестиваля. Самое смешное, что меня потом многие обвинили в коньюнктурности, потому что день открытия фестиваля совпал с выходом постановления ЦК КПСС «О формализме в Комсомоле». В общем, я получила не только приз, но и суперприз в виде эфира моего фильма по первому каналу Центрального телевидения в прайм-тайм. Интересно, что в Нижнем Новгороде (тогда Горьком) его так ни разу и не показали.
Позднее я встречалась в неформальной обстановке с тем самым секретарем. Он признался мне, что не держит на меня никакого зла и, более того, благодарен за невольное вмешательство в его жизнь. Он ушел по собственному желанию, затем стал удачливым бизнесменом, переехал в Москву. Жизнь его сложилась вполне счастливым образом.
Запрещенные сюжеты… Много раз мне приходилось от учеников слышать разные истории на эту тему. И я прекрасно понимаю, как тяжело смотреть в глаза героям, если обещал им помочь. Как тяжело видеть работу своего коллеги с другого канала на ту же самую тему, если только ты один знаешь, что твоя работа была сделана раньше и сделана не хуже.
Тем не менее, я думаю, что они бывают разные – эти запрещенные сюжеты. И отнюдь не всегда журналист бывает прав. Надо тысячу раз подумать, прежде чем кого-то обвинять или тем более начинать гордиться собой. Наверное, это нормальная часть нашей работы – иметь среди материалов такие, которые по той или иной причине не вышли в эфир. Мой совет – обратить внимание на работу за кадром и оказывать помощь людям, даже если об этом не узнает ни один телезритель.