Мне всегда нравился жанр монолога, и я с самого детства любила что-то кому-то рассказывать. Я знала, что умею находить слова и возбуждать в людях интерес к своему рассказу. Это у нас семейное. И папа, и мама, и брат, и все друзья семьи отличались умением рассказывать интересно, живо, весело, подбирая точные слова. Мне очень пригодилась такая практика, как только я оказалась на телевидении. Но у каждой медали две стороны. Оказалось, что умение «красиво» рассказывать может приносить нежелательные плоды. Докажу простым примером.
Я приезжала со съемок и торопилась в кабинет своего главного редактора Владимира Близнецова, чтобы рассказать ему про новых героев и вообще про все, что удалось увидеть и заснять. Он отрывался от бумаг, слушал с удовольствием, а после выхода сюжета разочарованно спрашивал меня:
– Нина, где все то, о чем ты мне рассказывала? Я ничего этого не увидел в сюжете.
Я расстроенно махала рукой. Хотелось рыдать и задавать ответные вопросы – откуда взять столько пленки? Как убедить оператора брать крупные планы? Как разговорить героя «на камеру»?
Когда впервые я пригласила гостя в студию и стала задавать вопросы, то достаточно скоро поняла, что человек отвечает гораздо хуже, чем я могла бы сделать это вместо него. У меня не хватало терпения выслушать, я волновалась, что зрителю будет скучно, перебивала, старалась привести примеры или напомнить гостю о том, что он только что рассказывал мне эту историю в другом ,более интересном, варианте перед выходом в эфир. Естественно, человек тушевался, пугался и замолкал навсегда.
Самая печальная история из этого ряда – это интервью с воспитательницей детского сада по имени Катя. Я никогда не забуду эту историю, потому что тогда меня чуть не выгнали со студии, хотя я была внештатным автором и вроде имела право на ошибки.
Скромная девушка Катя победила в областном конкурсе на звание «Лучший по профессии». То есть на тот момент она стала лучшей воспитательницей в огромной Нижегородской губернии! Меня попросили сделать съемку в детском саду, а затем провести беседу в студии с этой героиней. Съемка в садике удалась на славу. Мы запечатлели, как Катя играет с малышами, гуляет с ними, надевает на 25 ребятишек бесконечные шапочки-варежки-носочки-валеночки и находит ласковое слово для каждого. Я смонтировала пленку и не могла на нее нарадоваться.
Пришел день прямого эфира в программе «Молодежная волна» или «Комсомольский меридиан» (сейчас уже не помню, тогда все названия были похожи). Я решила выглядеть лучшим образом, поэтому отправилась к маме за одеждой. Это называлось «сводить кофточку в эфир», но в тот раз я решила «сводить в эфир» новый мамин брючный костюм с отделкой из искусственного меха «под леопард». Мама только что привезла этот дорогущий костюм из Ялты, где купила его «на привозе» у моряков дальнего плавания. Костюм мне был великоват, мы закололи его в нужных местах булавочками, я сделала пафосную прическу с начесом и стала с нетерпением ждать свою героиню.
Дурочка, я не почувствовала сигнал беды даже тогда, когда скромная Катя с волосами, завязанными милым хвостиком, одетая в черное скромное платьице с жабо, перепуганная насмерть, вошла в студию. Я ринулась к ней навстречу, что-то говорила, показывала, а затем усадила ее рядышком на стул. Начался прямой эфир, и я задала свой первый вопрос. Наверное, я спросила: почему она выбрала именно эту профессию, или что-то в этом роде. Катя отвечала неохотно и очень кратко. Время тянулось мучительно, и тогда я предложила вместе посмотреть пленку с записью ее занятий с детьми. Но монитор стоял далеко, звука в студию нам не дали, и ожидаемого эффекта не случилось. Наоборот, Катя нервно смотрела на часы и тушевалась все больше и больше.
И тогда я решила взять инициативу в свои руки. Повернувшись к своей любимой камере, я в жанре монолога радостно рассказала все, что знала и что могла предполагать. Я даже не смотрела в сторону своей героини, упиваясь сочными красками рассказа и вниманием любимой камеры.
Закончилось эфирное время, я привычно обернулась в сторону режиссерского пульта, откуда в студию бежал взволнованный Владимир Сергеевич Близнецов. Я замерла в ожидании комплиментов. Однако он как-то пробежал мимо меня, как будто меня вовсе не было, обнял Катю, стал шептать ей какие-то ласковые слова, проводил ее до двери в студию, и только потом, совершенно разъяренный, обернулся на меня.
Боже, какие слова он мне говорил! Не прозвучало только финала: «Вон из этой студии. Вон навсегда!» Но все остальное он мне сказал. Вернее, прокричал. Он кричал, что надо уметь слушать человека и держать паузу, надо уметь раскрывать героя, а не подавлять его, и так далее и тому подобное. В общем, это была большая неудача моей начинающейся творческой карьеры.
Прошло много лет, пока я научилась получать удовольствие от этого уникального процесса – погружения в другого человека. Тем не менее, неудач тоже было много и я не застрахована от них до сих пор. Надо понимать, что неудача – это просто нормально, хотя надо постараться сделать все возможное и невозможное для того, чтобы избежать неудачи. Надо готовиться. Думать, предполагать различные варианты развития событий. И тем не менее нельзя подготовиться ко всему.
Помню, как переживала я в тот день, когда Егор Гайдар в качестве премьер-министра России прилетел в наш город и неожиданно сам подошел ко мне. А я этого никак не ожидала. Я работала собственным корреспондентом программы «Вести», у нас со Сладковым иногда в день выходило по два-три сюжета, и, видимо он интуитивно среагировал на узнаваемость. Но у меня в тот момент не было подготовлено ни одного вопроса! А он подошел, улыбается, стоит рядом. Просто кошмар какой-то!
Я спросила первое, что пришло в голову, за что мне до сих пор стыдно. В аэропорту Нижнего Новгорода через три секунды после приземления самолета я спросила у Гайдара:
– Какие у вас впечатления от Нижнего Новгорода?
Он озадаченно посмотрел на меня и сказал:
– Дайте время, я еще ничего не видел.
Потом повернулся ко мне спиной, что было вполне логично.
Подобная история случилась со мной во второй раз во время приезда Алекперова, который открывал первую автозаправочную станцию «Лукойл» в Нижнем. Меня предупредили в «Вестях», что никакого интервью брать не надо, потому что иначе это будет коммерческий сюжет. Но Алекперов сам подошел ко мне в ожидании вопросов. И я спросила какую-то чушь – (что-то вроде: «Почему Вы построили новую заправку именно в Нижнем?»)
Помню, он мне даже отвечать не стал, потому что уловил бессмысленность вопроса и отсутствие интереса. И это для меня было ужасно, так как шел он ко мне с симпатией и с улыбкой. И даже назвал меня по имени.
Помню, как я волновалась во время интервью с Арафатом. Казалось, не может получиться интервью на чужом языке в ситуации, когда я мало что понимаю в международной политике. Но тогда получилось. Уже на первой минуте стало понятно, что получится, потому что я рискнула говорить исключительно о том, что я знала и о том, что мне было интересно.
Есть такой парадокс: когда получается интервью, все потом говорят, что журналисту повезло с героем. Когда интервью не получается, говорят, что герою не повезло с журналистом. То есть, получается, что журналист никогда не бывает автором этой победы. Только автором поражения.
Я думаю, что существуют герои, которые всегда будут интересны, даже если рядом беспомощный журналист. Бывают даже случаи, когда самый беспомощный вопрос получается эффектным, если тот, кто отвечает, имеет быстрый ум, реакцию и харизму. Мало кто из обычных людей может ответить на вопрос: «что такое счастье?» в ситуации цейтнота и направленной на тебя камеры. Но думаю, что академик Лихачев, актер Табаков, сатирик Жванецкий, журналист Парфенов, писатель Солженицын и еще много-много ярких и свободных людей смогли бы ответить на этот вопрос неформально.
Неудачные интервью преследовали меня долгими бессонными ночами, и я придумывала сотню других вариантов возможных своих вопросов и ответов на них. Но, как говорится, поезд ушел, и в эфире было то, что было.
Кто не падает, тот не поднимается. Неудачи дают возможность сделать выводы и крепче встать на ноги. И еще они хорошо отрезвляют и защищают от головокружения собственной значимости.